Тема родины в лирике Есенина
Содержание
В стихах Есенина 1914-1916 годов нигде не раскрывались причины разъедающего его душевного скепсиса и стимулы его бунтарско-анархических настроений. Но в одном из позднейших произведений, в автобиографическом стихотворном рассказе «Мой путь», такой намёк прорвался:
Россия… Царщина…
Тоска…
И снисходительность дворянства.
Ну что ж!
Так принимай, Москва,
Отчаянное хулиганство. /5, с. 105/
Сказано, может быть, излишне прямо, но, как всё у Есенина, предельно искренне, без всякого наигрыша. Поэту незачем щеголять тем, что он не принимал «царщины» и «дворянства»: его природный демократизм, его нерасторжимые связи с деревней, сочувствие крестьянскому люду вполне объясняли и неприятие господствующего социального строя и гложущую сердце «тоску».
Первым откликом на свержение самодержавия было стихотворение «Разбуди меня завтра рано…». Оно рисует революцию в образе «дорогого гостя», несущегося по просторам родимой страны.
С конца марта по август 1917 года был создан цикл стихотворений (по сути дела, маленьких поэм), из которых лишь первое – «Товарищ» - показывало реальные обстоятельства жизни людей, совершивших революцию.
Заметим при этом, что в попытках отразить революционный катаклизм Есенин снова устремился к мифологическому образу «мирового древа». Обращаясь к Отчарю – богатырю, олицетворяющему крестьянскую Русь, поэт говорит:
Под облачным древом
Верхом на луне
Февральской метелью
Ревёшь ты во мне. /5, с. 212/
Отсюда в стихах Есенина – длинные цепи вселенских, космических образов, отображающих гигантские сдвиги в истории, в жизни людей. Становится ясным, что образная система есенинской лирики под влиянием Октябрьской революции претерпевает серьёзные перемены.
С одной стороны, возникает революционно-героическая лирика. В стихотворении «Небесный барабанщик», проникнутом чувством интернационализма, безудержным стремлением к «новому берегу» жизни, поэт зовёт борцов революции сплотиться против «белого стада горилл», угрожающего Родине. В «Кантате» он воспевает «новые в мире зачатья» и возносит реквием тем, кто погиб в революционной борьбе.
С другой стороны, заметно усиливаются в его творчестве космогонические мотивы, также связанные с происходящими в стране изменениями и социальными потрясениями:
Ей, россияне!
Ловцы вселенной,
Неводом зари зачерпнувшие небо, -
Трубите в трубы.
Под плугом бури
Ревёт земля. /5, с.57/
Но было в Есенине и то, что резко отделяло его от других поэтов революции: своё представление о том, каким должен быть свободный и счастливый мир. Здесь, наряду с образами орбитальными, рисующими будущее изобилие («Будет звёздами пророчить сребозлачный урожай»), возникают и образы самых обиходных, земных вещей, ибо речь шла о так называемом «мужицком рае». В «Ключах Марии» к словам о «преогромнейшем древе, имя которому социализм» Есенин дал следующее пояснение: «социализм, или рай, ибо рай в мужицком творчестве так и представлялся, где нет податей за пашни, где «избы новые, кипарисовым тёсом крытые», где дряхлое время, бродя по лугам, сзывает к мировому столу все племена и народы и обносит их, подавая каждому золотой ковш, сычёною брагой».
В полном соответствии с этим рисуют «мужицкий рай» произведения Есенина, относящиеся к 1917-1918 годам. В стихотворении «Гляну в поле, гляну в небо…» это – «копны хлеба» и «неизбывные стада»; в стихотворении «Разбуди меня завтра рано…» - уютный кров, петухи, коровье молоко; в утопической стране «Инония» - «золотые шапки» гор, тучные нивы и хаты, которые принесёт миру шествующий на кобыле «новый Спас». Разумеется, христианская символика здесь (как и в дореволюционных произведениях Есенина) не имеет ничего общего с религиозными идеями, верованиями, обрядами, она – из народной мифологии, она – осколок поэтических крестьянских традиций.
Но это представление о «мужицком рае» стало причиной глубоких социальных переживаний поэта, относящихся к первым годам революции. Реальный социализм призван был изменить облик нашей страны, оставить за гранью прошлого её вековую отсталость. Должна была навсегда отойти, уступить своё место новым формам жизни избяная, патриархальная Русь.
Первые нотки жалости к этой «отчалившей» Руси и прозвучали в поэме «Иорданская голубица», где отжившее, но дорогое сердцу поэта деревенское прошлое дано в образе тоскующего лебедя. Особенно сильно сказалось это настроение в стихотворении «Я последний поэт деревни…». Герою чудится, что он стоит «за прощальной обедней кадящих листвою берез», и тут перед ним возникает зловещий образ: «На тропу голубого поля скоро выйдет железный гость».
Есенину казалось, что новая жизнь, при которой родные поля оглашаются механическими звуками «железного гостя», нарушит извечную гармонию человека с природой. При этом он испытывал не столько неприязнь к «чугуну» и «железу», сколько жалость к тому, что безвозвратно уходит из жизни. «Трогает меня в этом, - писал он одному из своих адресатов, - только грусть за уходящее милое родное звериное и незыблемая сила мёртвого, механического».
Казалось бы, поступательный ход нашей жизни, окончание гражданской войны – всё это поможет Есенину освободиться от гнетущих его чувств. Так это и было бы, если бы в судьбу поэта не вторглись обстоятельства, которые не только не способствовали выпрямлению его духовного пути, но и безмерно осложнили его жизнь.
Хотя близость Есенина к имажинистам не была продолжительной и их влияние на духовный мир поэта не было глубоким, своё отрицательное воздействие они оказали и на его творчество, и на повседневный быт.
Достаточно прочесть «Кобыльи корабли», чтобы увидеть, как изменилась, исковеркалась образно-поэтическая система Есенина, обретя усложнённость, кривизну, черты грубого, животного натурализма:
Если волк на звезду завыл,
Значит небо тучами изглодано.
Рваные животы кобыл,
Чёрные паруса воронов.
Не просунет когтей лазурь
Из пургового кашля-смрада;
Облетает под ржанье бурь
Черепов златохвойный сад. /5, с. 136/
В период общения с имажинистами заметно усилились мотивы скорбного расставания поэта со старой деревней.
Пагубно сказались на поэзии Есенина и богемно-анархические настроения его новых друзей. Он стал самозабвенно вспоминать свою «прежнюю удаль забияки и сорванца». То, что раньше, до революции, служило ему отдушиной в мире затхлости, несправедливости и чванства, стало теперь его убежищем в борьбе с самим собой. Он снова отчаивался на бунт, драчливость, озорство.
Стихотворение «Да! Теперь решено. Без возврата…» открывает цикл «Москва кабацкая».
Нежные краски природы, столь характерные для раннего Есенина становятся теперь мрачными и зловещими, и всё вокруг локализуется в образах недоброй таинственности, коварного злодейства. Не стало в лирике Есенина той радуги красок, которой отличались его прежние стихи, - на смену им пришли унылые пейзажи ночного города, наблюдаемого глазами брошенного, потерянного человека: кривые переулки, изогнутые улицы, едва светящиеся фонари кабаков. Изредка в этом цикле мелькают сады, кусты, берёзы… Но в каком ущербном виде они предстают здесь! «Был я весь – как запущенный сад», «Как кладбище, усеян сад в берёз изглоданные кости». Отрыв от природы, погружение в омут городского дна губительны для человека: природа исцеляет его, врачует душевные раны, возвращает жизнь – таков один из сквозных мотивов «Москвы кабацкой» - цикла самых тяжких и горестных стихотворений Есенина.
Известно, что Есенин осудил имажинизм в конце 1920 года, сформулировав свои расхождения с ним в статье «Быт и искусство». Полностью отойти от него в своих личных отношениях с членами группы и освободиться от кабацкой накипи в стихах ему удалось, к сожалению, позднее: большинство произведений «кабацкого цикла» написано в 1921-1922 годах.
Однако тяга к просветлению, к земной радости и духовному здоровью упорно жила в нем все непутёвые месяцы и годы. Об этом ярко свидетельствует стихотворение «Всё живое особой метой…» с выраженной в нём «беспокойной, дерзкой силой» поэта, который «споткнулся о камень», но уверен, что «к завтраму всё заживёт!». Об этом же говорит один из шедевров есенинской лирики – стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу…», где поэт оплакивает свою «утраченную свежесть, буйство глаз и половодье чувств». Оба названных произведения написаны в 1922 году.
Вернувшись домой после пятнадцати месяцев, проведённых в Западной Европе и Америке, Есенин как бы стряхнул с себя тяжесть горьких переживаний, одолевавших его в предыдущие годы. Стал постепенно исчезать внутренний разлад, начали исчезать мотивы горестного отчаяния. «После заграницы, - признавался Есенин, - я смотрел на страну свою и события по-другому» В его поэзию вернулись бодрость, жизнелюбие, чистота чувств.
Живое свидетельство наступившего перелома – циклы стихотворений «После скандалов» и «Любовь хулигана». Поэт раскаивается в своей прежней «непутёвой жизни» и отрекается от неё. Особенно важно, что все терзания и муки прошлых лет Есенин связывает не только с засосавшим его «бытом», но и с неправильным пониманием смысла революции. В стихотворении, содержащем эти слова, он убеждённо и твёрдо говорит, что нынче он – «в возрасте ином», чувствует и мыслит «по-иному», воздавая при этом «хвалу и славу рулевому».
В творчество Есенина теперь широкой волной входят произведения политической лирики и революционного эпоса. Наиболее известными произведениями о революции являются: «Песнь о великом походе», «Ленин», «Поэма о 36», «Баллада о двадцати шести» и, конечно же, «Анна Снегина».
В основу «Анны Снегиной» легли события, свидетелем которых самому автору довелось стать в деревне 1917-1918 годов. Это придало поэме и достоверность личных свидетельств, и впечатляющую силу реалистического изображения, и проникновенный лиризм.
Поэт рисует деревню, потрясаемую «мужицкими войнами», борьбой крестьян за землю, неодолимым стремлением деревенского люда к свободе и счастью. Перед читателем проходят различные периоды этой борьбы: лето 1917 года, когда крестьянские представители явились к молодой помещице просить землю и не получили её; послеоктябрьские дни, когда мужики отбирали землю и помещичий дом; наконец, «суровые, грозные годы» гражданской войны.
Деревня в «Анне Снегиной» - это реальная, исторически достоверная, полная жестоких социальных противоречий, кипящая в огне революционной борьбы деревня, совсем иная, чем колоритно изображённая, но всё же созерцательно воспринятая деревня в есенинском творчестве предоктябрьских лет.
В произведении ярко выражено жизнелюбие поэта, его восхищение окружающим миром, презрение ко всякому злу. В то же время естественно и просто входит в него лирическая тема, связанная с воспоминаниями о юности, которую поэт провёл в деревне.
В последние годы жизни в есенинской лирике наметился поворот к философской теме, вечным и преходящим жизненным явлениям. Сложности и противоречия миросозерцания поэта не были причинами его смерти, но, к сожалению, реальные обстоятельства жизни Есенина, сложившиеся к осени и началу зимы 1925 года, мало способствовали эволюции его духовного мира. На смену плодотворнейшему периоду литературной деятельности Есенина, на смену радостным и светлым дням его жизни пришла новая, теперь уже кратковременная полоса душевного кризиса. Его творчество вновь окрасилось в тона безысходной драматичности, пессимизма. Угнетавшую и отравлявшую его богему он запечатлел в образе гнусавого «чёрного человека»; эта зловещая, мрачная тень является к поэту напоминать и твердить, что он – «прохвост и забулдыга», «скандальный поэт», слагающий «дохлую томную лирику». Именно такую славу пытались создать поэту его пресловутые друзья, опять втянувшие его в алкогольную муть непутёвых вечеров и скандалов. На сей раз вырваться из этой мути ему не удалось: отчаяние привело к роковому концу.
Диалог между поэтом и его двойником, развёрнутый в «Чёрном человеке», потрясает откровенностью самопризнаний и самобичеваний, трагизмом утраченной человеческой судьбы. Завершается он устранением, исчезновением двойника: на куски разлетается зеркальное стекло, за которым таился его облик. Но за этой трагической фантасмагорией последовала и смерть самого поэта.